(Продолжаем публикацию воспоминаний нашей землячки МАХОВОЙ (КОМИССАРОВОЙ) Татьяны Максимовны. Начало – в № 97 «НТ» от 19 декабря 2019 года).
Воспоминания о прожитых детских и юношеских годах (1937-1959 г.г.) в посёлке Баланда.
Своё повествование Татьяна Максимовна начала с 30-х годов XX века, когда их семья переехала из-под Камышина в Баланду. Она рассказывает о том, как устраивались на новом месте, и как всё рухнуло в июньский день 1941 года. С нежностью и болью она вспоминает своего отца, учителя школы №1 г. Калининска Максима Владимировича, который ушёл на фронт и пропал без вести. В центре повествования – Баланда в первые дни войны и то, как люди старались приспособиться к жизни без мужей и отцов жёны и матери, как жили дружно и сплочённо, не бросали друг друга в трудные минуты. «В тяжкое военное время очень важно было отогреть душу человека, ожесточившегося, потерявшего близких, здоровье, дом…». Вспоминает Татьяна Максимовна, как выручали соседи и друзья, как школьники шефствовали над госпиталем… и т.д.
Своё повествование Татьяна Максимовна начала с 30-х годов XX века, когда их семья переехала из-под Камышина в Баланду. Она рассказывает о том, как устраивались на новом месте, и как всё рухнуло в июньский день 1941 года. С нежностью и болью она вспоминает своего отца, учителя школы №1 г. Калининска Максима Владимировича, который ушёл на фронт и пропал без вести. В центре повествования – Баланда в первые дни войны и то, как люди старались приспособиться к жизни без мужей и отцов жёны и матери, как жили дружно и сплочённо, не бросали друг друга в трудные минуты. «В тяжкое военное время очень важно было отогреть душу человека, ожесточившегося, потерявшего близких, здоровье, дом…». Вспоминает Татьяна Максимовна, как выручали соседи и друзья, как школьники шефствовали над госпиталем… и т.д.
(Продолжаем публикацию воспоминаний нашей землячки МАХОВОЙ (КОМИССАРОВОЙ) Татьяны Максимовны. Начало – в № 97 «НТ» от 19 декабря 2019 года).
чевидно, из уст малолеток это звучало несколько комично. Раненые улыбались, подбадривая нас аплодисментами, а то и смахивали слёзы. Лишь потом я поняла: вспоминали своих деток. Одно скажу: ждали они нас и радовались нашему приходу. Концерты проходили в госпитале – в школе-новостройке. Первые два класса мы, выпускницы 1954 года, учились в школе №1. Тогда в памяти остался приём в пионеры. На втором этаже в большом зале перед бюстами вождей под Красным знаменем мы давали клятву: «Торжественно клянусь…» Как-то исподволь пришло ощущение, что ты теперь отвечаешь не только за себя, но и за своих товарищей, и мы – большой, единый коллектив.
После раздела школы на мужскую и женскую (эксперимент был недолгим) восемь последующих лет проучилась в школе №2 по улице Чапаева. Но связи со средней школой №1 не порывались: концерты, участие в избирательных компаниях, вечера-встречи с интересными людьми, спортивные мероприятия. Школа всегда была для нас центром притяжения и в мирное, и в военное время.
Баланда, как прифронтовая зона, должна была обеспечить заботой разных, сменяющих друг друга людей. Особые трудности вызывала зима 1941-1942 годов. Я додумалась попробовать её на вкус: едва оторвала окровавленный язык от навесного замка – морозный ожог. Каково же было красноармейцам, находящимся на марше пешей передислокации? Очевидцы, проживавшие по трассе «Саратов-Воронеж», рассказывали: наши бойцы, заиндевевшие, замороженные, набивались в избы до отказа. Спали стоя, в шинелях, как бы оттаивая перед новым броском.
Однажды на постой в нашем доме остановились курсанты – молодые, ладные парни. Они, как могли, старались нам помочь: кололи дрова, носили воду, разгребали сугробы. Даже принесли мне ёлку. Их сменили эвакуированные киевляне, еврейская семья – мать и дочь-подросток. У моей мамы была швейная машинка «Зингер». Соня занялась рукоделием и этим зарабатывала. Года два жили эвакуированные Колесовы из Саратова – мать и дочь. Глава семейства состоял на службе в областном центре. И так почти в каждом доме. Скольких друзей мы обрели тогда на долгие годы…
Все силы народа были подчинены одной цели – победить фашистских агрессоров и выжить. Вера в победу в самые трудные времена никого не покидала. Каждый труженик тыла носил её в сердце, она присутствовала в каждом треугольнике с фронта, и это давало надежду. Она господствовала в каждой молитве к Всевышнему.
Прекрасные храмы Баланды были повержены в угаре большевистских атак. Те, кто сохранил любовь в душе, молились дома перед старинными иконами, невесть как сохранившимися. Люди молились в молельных домах. Тётя моя ходила туда часто тайком, боялась потерять работу. Учителям об этом и подумать было нельзя. Хотя сказал же Он: «Братья и сестры»… Однако, не до всех аппаратчиков это дошло, особенно до тех, кто был рядом и заодно с ним.
В ходе войны и после её окончания набирал обороты репрессивный механизм НКВД. Под этот молот попала и семья Дегтярёвых. Бывший учитель школы №1, будучи на фронте, попал в немецкий плен, за что и получил 10 лет лагерей, а семья в целом – драму на всю остав-
шуюся жизнь. Впоследствии Дегтярёв был реабилитирован.
Угрожали бойцам, прошедшим всю войну от начала и до конца, узнавшим ужас плена и бежавшим из него. Это случилось и с моим дядей Михаилом Комиссаровым. Он рассказывал мне, уже взрослой, как бежал через Дунайские плавни. Подобное случилось и с дядей моего мужа – Павлом Воробьёвым. Вот его свидетельство от 1959 года:
«Вскоре после демобилизации меня вызвали в Казачку. Начальник НКВД, бешено вращая глазами, угрожая пистолетом, кричал: признавайся, как попал в плен, почему, как бежал… Застрелю здесь же… На что Павел ответил: «Стреляй! Тыловая крыса!» Это не кадр из фильма, это незабываемая в поколениях быль и боль. Спасло Павла лишь свидетельство белорусской партизанки.
Война, тяжёлая и долгая, жадная до человеческой крови, всё катила по родной земле. Люди упорно трудились, и объединяли их не только вера в победу, а и совместный труд. К нему не привыкать. Ещё до войны на Промысловой улице работали швейная и валяльная мастерские, даже гончарная. О которой мало кто помнит. Она была доступна для детского восхищённого созерцания. Находилась у реки, в бывшем купеческом складе. Прямо у моста, с торца сего строения, приютился заветный магазин. В нём мы отоваривали продовольственные карточки, а после их отмены, отстояв очередь, можно было купить вкусного хлеба, конфет-подушечек и даже селёдку. Дети обожали аптеку напротив «ленинской» школы. Здесь мы покупали витамины, ели их горстями. Привыкли и к рыбьему жиру, поглощали его вместе с луком и хлебом вместо растительного масла. На базаре было трудно пройти мимо леденцов и петушков на палочке. Потом появилась колоритная тётя Магда, по происхождению армянка или иранка. Она притягивала детвору, как магнит. Торговала мороженым, вкуснее которого из нас никто не знал. А секрет был прост: только натуральные продукты и честность производителя.
адо отдать должное руководителям района. Они сохранили малые предприятия, разрешили и частное предпринимательство, как объекты жизнеобеспечения граждан и использования трудовых ресурсов, честно помогали людям по мере возможности. Незабываемая картина: запрягаем в телегу свою корову Жданку и едём на спиртзавод покупать для нашей любимицы её любимый корм – барду.
Всем желающим во временное пользование давали землю. Мало возле дома 15 соток, бери ещё, не ленись, работай. У речки за «живым мостом», где потом проходили народные гулянья, были огороды, где выращивали кукурузу, просо, подсолнухи. По старой саратовской дороге, за шереметьевскими сосенками – бахчи: сажали арбузы, дыни, тыкву. Опять же, запрягаем Жданку, привезёт кормилица выращенное и себе, и меньшим братьям, и хозяевам.
С каждой улицы коров гоняли на выпасы большими стадами. Молоко они приносили густое, с горьковатым привкусом степной полыни, живое, настоящее. Все молочные продукты производили сами.
У хороших хозяев были сепараторы, маслобойки. Как правило, сбить масло поручали детям. Живность водили всякую. Мороз на дворе – телёнок в доме, козлята прыгают по мебели вместе с детьми. Никого это не удивляло, а детей радовало, хотя и работы было много. С ранней весны и до поздней осени на улице Революционной функционировал общественный загон для коз, овец и баранов. Сообща нанимали сторожей и пастухов. Хозяйки и дети ходили их доить и подкармливать.
Приходилось и лечить животных. На прививки и лечение отправлялись в районную ветлечебницу. Находилась она на улице Советской у железнодорожного переезда. Снаружи – коновязь, в помещении – станки для животных, бетонный пол, острый запах карболки. Врачи, зоотехники работали споро, засучив рукава, без всякой волокиты оказывали нам действенную помощь. Признаюсь, на вопрос: «кем буду, когда вырасту» в четыре-пять лет я отвечала: «пастушкой», а позже: «ветеринаром». Любила всякую живность, в том числе и кур, уток, собак и кошек. Не любила пчёл. Больно жалили. А вот мёд просто обожала. Пчёл завёл отец, и научил маму, как их содержать. Построил омшанник, обустроил пчельник, приобрёл необходимый инвентарь. Держала их мама до свирепой засухи 1947-1948 годов, тогда спасти их и подкормить просто не было возможности. Вот так и выживало население Баланды в военные и послевоенные годы – натуральным хозяйством.
О предприятиях посёлка написано много. Почти на всех я побывала либо со школьными экскурсиями, либо с группой ребят. Видела, как завод «расткаучук» работал ещё на бересклете. Позже – это завод РТИ, предприятие новых технологий. В период расцвета завода (1950-1960 годы) там трудились многие близкие нам люди и наши друзья детства, юности.
Судьбы их сложились по-разному. И светлая память безвременно ушедшим Степуриной Галине, Куликову Петру, Укову Вячеславу.
Вернёмся снова к будням военных лет. Вспоминаю дружбу жён и матерей фронтовиков. Они собирали посылки бойцам. Долгими зимними вечерами вязали шерстяные носки, варежки и перчатки. Кисеты для махорки шили старшие школьницы. Посылки заполняли продуктами: салом, сухофруктами, семечками, сухим печеньем.
Солдатки поддерживали и утешали друг друга. Каждая надеялась на возвращение близких с фронта. Каждая понимала меру своей ответственности, а для этого – выжить, сохранить детей, преодолеть бытовые трудности. Их было предостаточно. Уроки делали при свете керосиновых ламп. Готовили на примусах и в печках. Мне знакомо мытьё в бане, которая топилась по-чёрному: выручали соседи. Отопление у всех было печное.
Нынешнее поколение не знает, что такое кизяки. А это – смесь воды, навоза и соломы. Долго и тщательно надо было месить – не было лошадей – таскать мок-рые и тяжёлые формы – нет мужиков. Вот и объединялись женщины в артель по четыре-пять человек. Делали работу для каждой семьи поочерёдно. Подростки и дети были подсобниками, а уж складывать подсушенные кизяки – это и вовсе их дело. Взрослые и присмотрят, и научат. Кизы были калорийным, экологически чистым топливом. По артельному способу обмазывали и избы, белили их изнутри обычно два раза в год: весной к Пасхе и осенью до Казанской.
К зиме готовились основательно. В погреба засыпали корнеплоды, ставили соленья: бочки огурцов, капусты, помидоров – больших и мясистых, таких сортов теперь точно нет. В бутылки засыпали вишни, торн, укупоривали сургучом. Летом варили сыры, они долго хранились в чулане. Если был сахар, то варили и варенье. Поздней осенью заготавливали мясо. На двоих-троих покупали бычка, нанимали забойщика. Из сбоя и каустической соды варили хозяйственное мыло, так как в продаже не было никакого. Не было и лекарств, делились немногим: красный аспирин, хина, марганцовка. Одалживали друг другу деньги.
Особенно дружили те женщины, мужья у которых служили вместе, ждали от них заветные треугольники с фронта. Из тех земляков, с кем служил отец (Кутнов, Ахмеров и другие), никто не вернулся. Народ жил сплочённо: бок о бок русские, украинцы, татары, белорусы, армяне, цыгане. Дружили солдатки, дружили их дети.
В моём доме навсегда прижилась устойчивая традиция – наряжать ёлку. Заменяла её обычно сосна. Она занимала треть комнаты и, оттаивая, распространяла чудесный смолистый запах. Приобреталось дерево в лесхозе, около базара. Лет до семи-восьми покупки делали взрослые, а затем я сама с девочками ходила за ёлкой.
Наряжали её незатейливыми довоенными игрушками. Потом начинали готовить угощения. Малым деткам собирали гостинцы, очень скромные в военное время. Пекли коржики, пирожки, фигурное печенье. Приглашались дети друзей, соседей и обязательно – из бедных многодетных семей.
В школе для малышей устраивались утренники, на которых водили хороводы, обязательно с Дедом Морозом и Снегурочкой. Вокруг ёлки резвились зайчики и снежинки. В средней школе №2 проводились незабываемые новогодние карнавалы с призами. Размах самодеятельного творчества проявлялся в полной мере. Тут и курочка-ряба, вся в натуральных пёрышках с головы до ног, и озимое поле – закутанная в ткань девичья фигура, сплошь покрытая густыми всходами пшеницы. Тут и домино, и чёрная ночь, и шуты, и стрекозы, и бабочки, и кот в сапогах. Чинно ходят, взявшись за руки, казак в широких шароварах и в соломенной шляпе и красная девица в голубом сарафане. На груди надписи «Волга» и «Дон», в честь открытия Волго-Донского канала. Все участники в масках: интрига карнавала соблюдалась свято. Вместе с детьми радовались празднику и взрослые, организаторы и соучастники праздника.
Соблюдались и старинные народные традиции. Так, на Святки дети и взрослые затевали игры-колядки. Участники организовывались по месту проживания. Где больше украинцев, там колядки зрелищнее и ярче. Ряженые весёлой гурьбой в сумерки подходят к домам со светящимися головами-тыквами. Хозяева приглашали их во двор или в дом. Пели песни-колядки, плясали, получали угощения.
Замечательной традицией была ежегодная встреча с выпускниками обеих школ №1 и №2. Приезжали они повзрослевшими, взволнованными, многие в формах соответствующих учебных заведений. Встречи были в январе и феврале, проходили в атмосфере тепла, без какого-либо официоза. Благодарили мы учителей, рассказывали о себе, а в заключение – танцы.
кола всегда являлась для нас родным домом. Однако, в годы войны учиться было непросто. Тетрадей не было, учебников – почти не было. Под письмо шли какие-то типографские неиспользованные таблицы, ненужные бланки, обёрточная бумага и т.д. Махов Г.А. вспоминал школу в с. Казачка: «Один букварь на весь класс, для домашних уроков он и в руки не попадал. Когда появились учебники, тогда и возник интерес к учёбе».
Уже по окончании войны мы очень полюбили магазин «Когиз». Снабжение учебниками стало упорядоченным, здесь же мы покупали канцелярские принадлежности. С большим удовольствием поменяла бы свои гелевые авторучки на перьевые с чернилами того времени, они не выцвели за десятки лет.
Педагогический коллектив школы №2 возглавляла Масычева-Балакина Александ-ра Георгиевна, ответственный и мудрый человек, она умела развязать любые коллизии среди учителей и учеников. Ещё в детстве я посещала её домик на берегу речки, помню её отца, тоже педагога. В дни студенческих каникул мы с подругами любили посидеть у Александры Георгиевны за чашкой чая, вспоминая наши школьные денёчки и своих педагогов.
(Продолжение следует).
